На подворье я вернулся поумневшим. В голове не укладывалось, как можно
столь упорно противиться медицине, разуму, науке. Но ясно было, что и другие
мои приоритеты - плотскую радость, музыку, рассудочность, врачебное
мастерство - он отмел бы точно так же, с порога. Его топор метил прямо в
темя всей нашей гедонистической цивилизации. Нашей науке, нашему
психоанализу. Для него все, что не являлось Встречей, было тем, что буддисты
называют жаждой бытия - суетной погоней за повседневностью. И конечно,
забота о собственных глазах лишь умножила бы тщету. Он хотел остаться
слепым. Тем больше надежды, что в один прекрасный миг он прозреет.
столь упорно противиться медицине, разуму, науке. Но ясно было, что и другие
мои приоритеты - плотскую радость, музыку, рассудочность, врачебное
мастерство - он отмел бы точно так же, с порога. Его топор метил прямо в
темя всей нашей гедонистической цивилизации. Нашей науке, нашему
психоанализу. Для него все, что не являлось Встречей, было тем, что буддисты
называют жаждой бытия - суетной погоней за повседневностью. И конечно,
забота о собственных глазах лишь умножила бы тщету. Он хотел остаться
слепым. Тем больше надежды, что в один прекрасный миг он прозреет.
"Волхв", Джон Фаулз